Неточные совпадения
И в самом приятном расположении
духа Свияжский
встал и отошел, видимо, предполагая, что разговор окончен на том самом месте, где Левину казалось, что он только начинается.
Встает заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несется в гору во весь
дух;
На утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в час полуденный в кружок
Их не зовет его рожок;
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
— XIX век — век пессимизма, никогда еще в литературе и философии не было столько пессимистов, как в этом веке. Никто не пробовал поставить вопрос: в чем коренится причина этого явления? А она — совершенно очевидна: материализм! Да, именно — он! Материальная культура не создает счастья, не создает.
Дух не удовлетворяется количеством вещей, хотя бы они были прекрасные. И вот здесь — пред учением Маркса
встает неодолимая преграда.
Пробегая мысленно всю нить своей жизни, он припоминал, какие нечеловеческие боли терзали его, когда он падал, как медленно
вставал опять, как тихо чистый
дух будил его, звал вновь на нескончаемый труд, помогая
встать, ободряя, утешая, возвращая ему веру в красоту правды и добра и силу — подняться, идти дальше, выше…
Как нарочно, я был в ту секунду в преглупом состоянии
духа: я замыслил большую идею и, плюнув, быстро
встал и отошел, не захотев даже спорить и подарив ему красненькую.
Припоминая потом долго спустя эту ночь, Иван Федорович с особенным отвращением вспоминал, как он вдруг, бывало,
вставал с дивана и тихонько, как бы страшно боясь, чтобы не подглядели за ним, отворял двери, выходил на лестницу и слушал вниз, в нижние комнаты, как шевелился и похаживал там внизу Федор Павлович, — слушал подолгу, минут по пяти, со странным каким-то любопытством, затаив
дух, и с биением сердца, а для чего он все это проделывал, для чего слушал — конечно, и сам не знал.
Старик неохотно
встал и вышел за мной на улицу. Кучер мой находился в раздраженном состоянии
духа: он собрался было попоить лошадей, но воды в колодце оказалось чрезвычайно мало, и вкус ее был нехороший, а это, как говорят кучера, первое дело… Однако при виде старика он осклабился, закивал головой и воскликнул...
Эта сухая материя особенно понравилась генеральше, которой почти никогда не удавалось говорить о своей родословной, при всем желании, так что она
встала из-за стола в возбужденном состоянии
духа.
И он глубоко и жадно перевел
дух, как бы сбросив с себя чрезвычайную тягость. Он догадался наконец, что ничего «не кончено», что еще не рассвело, что гости
встали из-за стола только для закуски и что кончилась всего одна только болтовня Лебедева. Он улыбнулся, и чахоточный румянец, в виде двух ярких пятен, заиграл на щеках его.
— Потому, брат,
дух. А она ведь как лежит… К утру, как посветлеет, посмотри. Что ты, и
встать не можешь? — с боязливым удивлением спросил Рогожин, видя, что князь так дрожит, что и подняться не может.
Девушки
встали с дрожек и без малого почти все семь верст прошли пешком. Свежее, теплое утро и ходьба прекрасно отразились на расположении их
духа и на их молодых, свежих лицах, горевших румянцем усталости.
— Ну чего, подлый человек, от нее добиваешься? — сказала она, толкая в дверь Василья, который торопливо
встал, увидав ее. — Довел девку до евтого, да еще пристаешь, видно, весело тебе, оголтелый, на ее слезы смотреть. Вон пошел. Чтобы
духу твоего не было. И чего хорошего в нем нашла? — продолжала она, обращаясь к Маше. — Мало тебя колотил нынче дядя за него? Нет, все свое: ни за кого не пойду, как за Василья Грускова. Дура!
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда, в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только воздухом
дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь,
вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему в Воронеж привезть.
— Да-с, не одну тысячу коней отобрал и отъездил. Таких зверей отучал, каковые, например, бывают, что
встает на дыбы да со всего
духу навзничь бросается и сейчас седоку седельною лукою может грудь проломить, а со мной этого ни одна не могла.
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести
дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась в лице и
встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
— Что дорого тебе, человек? Только бог един дорог;
встань же пред ним — чистый ото всего, сорви путы земные с души твоей, и увидит господь: ты — один, он — один! Так приблизишься господу, это — един путь до него! Вот в чем спасение указано — отца-мать брось, указано, все брось и даже око, соблазняющее тебя, — вырви! Бога ради истреби себя в вещах и сохрани в
духе, и воспылает душа твоя на веки и веки…
Мерный рокот ручья и прохлада повеяли здоровым «русским
духом» на опаленную зноем голову Туберозова, и он не заметил сам, как заснул, и заснул нехотя: совсем не хотел спать, — хотел
встать, а сон свалил и держит, — хотел что-то Павлюкану молвить, да дремя мягкою рукой рот зажала.
«Ну, теперь подавайте», — говорит владыка. Подали две мелкие тарелочки горохового супа с сухарями, и только что офицер раздразнил аппетит, как владыка уже и опять
встает. «Ну, возблагодаримте, — говорит, — теперь господа бога по трапезе». Да уж в этот раз как стал читать, так тот молодец не дождался да потихоньку драла и убежал. Рассказывает мне это вчера старик и смеется: «Сей
дух, — говорит, — ничем же изымается, токмо молитвою и постом».
— Ты меня не ждал? — заговорила она, едва переводя
дух. (Она быстро взбежала по лестнице.) — Милый! милый! — Она положила ему обе руки на голову и оглянулась. — Так вот где ты живешь? Я тебя скоро нашла. Дочь твоего хозяина меня проводила. Мы третьего дня переехали. Я хотела тебе написать, но подумала, лучше я сама пойду. Я к тебе на четверть часа.
Встань, запри дверь.
Разговор продолжался еще с четверть часа в том же
духе и направлении, после чего Анна Якимовна, в жару разговора выпившая еще три чашки чаю, стала собираться домой, сняла очки, уложила их в футляр и послала в переднюю спросить, пришел ли Максютка проводить ее, и, узнавши, что Максютка тут,
встала.
Она
встала, он не удерживал ее; в ней достало
духу идти более твердым шагом, нежели как она пришла.
— Ну ин быть по-твоему, — сказал Кручина,
вставая медленно из-за стола. Он наполнил огромную кружку вином и, выпив ее одним
духом, подошел к дверям, взялся за скобу, но вдруг остановился; казалось, несколько минут он боролся с самим собою и наконец прошептал глухим голосом...
Саша (
встает). Но как у вас хватает
духа говорить все это про человека, который не сделал вам никакого зла? Ну, что он вам сделал?
Маша бывала не рада его приезду, не верила ему и в то же время советовалась с ним; когда он, выспавшись после обеда и
вставши не в
духе, дурно отзывался о нашем хозяйстве или выражал сожаление, что купил Дубечню, которая принесла ему уже столько убытков, то на лице у бедной Маши выражалась тоска; она жаловалась ему, он зевал и говорил, что мужиков надо драть.
И княгиня, благословив бога, спала эту ночь крепко, а на другой день
встала довольною и веселою. С тех пор прекрасное настроение
духа не изменяло ей во все остальные дни приготовления к дочерниной свадьбе и к наступившим за свадьбою проводам новобрачных за границу.
— Ну, однако, ты, я вижу, очень не в
духе, — обратилась Анна Юрьевна к князю,
вставая с своего места.
Я
встал, не дождавшись конца лекции, и вышел. И почти тотчас же раздался оглушительный дружный гром аплодисментов. Он встревожил старика субинспектора, который семенил с вытянутым лицом к первой аудитории. Но, разобрав, в чем дело, он перевел
дух и сказал с облегчением...
Прошло часа два. Наталья собралась с
духом,
встала, отерла глаза, засветила свечку, сожгла на ее пламени письмо Рудина до конца и пепел выкинула за окно. Потом она раскрыла наудачу Пушкина и прочла первые попавшиеся ей строки (она часто загадывала так по нем). Вот что ей вышло...
Уже я рассматривал себя как часть некой истории, концы которой запрятаны. Поэтому, не переводя
духа, сдавленным голосом, настолько выразительным, что каждый намек достигал цели, я
встал и отрапортовал...
Поутру он
встал, от скуки ли, или от чего другого, в дурном расположении
духа и часу до двенадцатого хандрил, а потом придумал, для рассеяния, угостить свою особу завтраком на крепкую руку.
Тогда она
встала, подошла к зеркалу, осушила глаза, натерла виски одеколоном и
духами, которые в цветных и граненых скляночках стояли на туалете.
Он
встал со стула, видимо в дурном расположении
духа, и, беспокойно пройдясь по комнате, сказал уже с явным неудовольствием...
В ее номере был утренний беспорядок: на столе тайная посуда, недоеденная булка, яичная скорлупа; сильный, удушающий запах
духов. Постель была не убрана, и было очевидно, что на ней спали двое. Сама Ариадна недавно еще
встала с постели и была теперь во фланелевой блузе, не причесанная.
Стали меня окликать: Федор, а Федор! А у меня
духу нет ответить. Молчу. Полез старик на сеновал, ощупал меня. «
Вставай, Федорушка! — говорит, да таково ласково. — Ты, спрашивает, спал ли?» — «Спал, говорю…» — «Ну, говорит, дитятко,
вставай, запрягай коней; с проезжающим поедешь. Помнишь ли, в чем клялся?» — «Помню», — говорю. А у самого зубы-то щелкают, дрожь по телу идет, холод. «Может, — говорит старик, — подошло твое время. Слушайся, что я прикажу. А пока — запрягай-ка проворней: проезжающие торопятся».
Все жены спят. Не спит одна;
Едва дыша,
встает она;
Идет; рукою торопливой
Открыла дверь; во тьме ночной
Ступает легкою ногой…
В дремоте чуткой и пугливой
Пред ней лежит эвнух седой.
Ах, сердце в нем неумолимо:
Обманчив сна его покой!..
Как
дух, она проходит мимо.
Трагик, все еще остававшийся в дурном расположении
духа,
встал.
Но тут игумен с места
встал,
Речь нечестивую прервал,
И негодуя все вокруг
На гордый вид и гордый
дух,
Столь непреклонный пред судьбой,
Шептались грозно меж собой,
И слово пытка там и там
Вмиг пробежало по устам;
Но узник был невозмутим,
Бесчувственно внимал он им.
Так бурей брошен на песок
Худой, увязнувший челнок,
Лишенный весел и гребцов,
Недвижим ждет напор валов.
Он
встает, одевается, молится Богу, потом садится чай пить; выпивает три стакана чаю и съедает два больших бублика и полфранцузского хлеба с маслом. Он еще не совсем очнулся от сна и потому не в
духе.
Прошло еще несколько мгновений. Он глянул вскользь из-за листа «Ведомостей». Она сидела у окна, отвернувшись, и казалась бледной. Он, наконец, собрался с
духом,
встал, подошел к ней и опустился на стул возле нее…
Груша (
встает и ставит на стол закуски). Вот только с сердцем-то не сообразишь, а то не стоит он того, чтобы об нем плакать-то. Пойду песню запою, со зла, во все горло, что только
духу есть! (Уходит; слышится заунывная песня.)
— Ни на кого не накатило! — жалобно молвил старый матрос. — Никому еще не сослал Господь даров своих. Не воздвиг нам пророка!.. Изволь, кормщик дорогой, отец праведный, святой, нам про
духа провестить, — сказал он,
встав с места и кланяясь в ноги Николаю Александрычу.
— Хоть я и длиннополый нечистый
дух, — проговорил, немного постояв, Савелий, — а тут им нечего спать… Да… Дело у них казенное, мы же отвечать будем, зачем их тут держали. Коли везешь почту, так вези, а спать нечего… Эй, ты! — крикнул Савелий в сени. — Ты, ямщик… как тебя? Проводить вас, что ли?
Вставай, нечего с почтой спать!
Прощальное воскресенье было особенным, из ряду вон выходящим днем институтской жизни. С самого утра девочки
встали в каком-то торжественном настроении
духа.
И вот прошло всего каких-нибудь полсуток. Я выспался и
встал бодрый, свежий. Меня позвали на дом к новому больному. Какую я чувствовал любовь к нему, как мне хотелось его отстоять! Ничего не было противно. Я ухаживал за ним, и мягкое, любовное чувство овладевало мною. И я думал об этой возмутительной и смешной зависимости «нетленного
духа» от тела: тело бодро, — и
дух твой совсем изменился; ты любишь, готов всего себя отдать…
— Что ж мне делать? — почти крикнул он и
встал со стула. — Я не могу напускать на себя того, чего нет во мне. Ну любил и привязался бы, быть может, на всю жизнь… На женитьбу пошел бы раньше. Но одной красоты мало, Калерия Порфирьевна. Вы говорите: она без меня погибнет! А я бы с ней погиб… Во мне две силы борются: одна хищная, другая душевная. Вам я как на
духу покаюсь.
Мы вошли с нею в гостиную. Наедине обоим было неловко, —
встало то странное и жуткое, что недавно так тесно на минуту соединило нас. Как тогда, ее чуть слышно окутывал весенне-нежный, задумчивый запах тех же
духов. И в воспоминании запах этот мешался с запахом керосина и пыли.
Вышел спор. Я говорил о громадности и красоте дерзаний, которыми полна действительная жизнь. Он неохотно возражал, что да, конечно, но гораздо важнее дерзание и самоосвобождение
духа. Говорил о провалах и безднах души, о божестве и сладости борьбы с ним. А Катра заметно увиливала от разговора наедине. Ее глаза почти нахально смеялись надо мною. Мне стало досадно, — чего я жду?
Встал и пошел вон.
На другой день граф
встал рано и в хорошем расположении
духа. Казалось, что с утренними лучами солнца, рассеялись его мрачные вечерние думы. Занявшись внимательно своим туалетом и приказав привести себе извозчика, граф поехал в Зимний дворец.
Каждое слово доказывало, что посол не понимал ни нрава государя, к которому обращался, ни
духа его народа, не знал и приличия места и времени; каждое слово обвиняло ум и неопытность Поппеля. На эту речь наш Иоанн отвечал твердо, владычным голосом, не
встав с престола...
В то время, когда происходила описанная нами сцена в кабинете «власть имущей в Москве особы», Дарья Николаевна Салтыкова уже
встала, оделась тщательнее обыкновенного и занялась хозяйственными распоряжениями. На нее снова, как говорили дворовые, нашел «тихий стих». Она была на самом деле в прекрасном расположении
духа и даже говорила со всеми ласковым, медоточивым голосом. Происходило это от приятно вчера проведенного вечера и от предвкушения сладости сегодняшнего второго свидания.